Он звал его к себе.
Терри все еще отсутствовал; в первый день Нев отвел его к тете Дот, а та вскоре переправила его к другой тетке, жившей в Кромере, на восточном побережье. В доме Саутхоллов неоднократно возникал спор по поводу того, правильно или нет поступили родственники, не позволив Терри присутствовать на похоронах.
– Мальчику следовало быть здесь, – категорически заявляла Конни.
– Ни к чему это, – возражал Нев. – Зачем лишний раз его травмировать? Парень и без того натерпелся.
– Ему следовало быть здесь и пройти через все это. Она была его матерью, а он был его отцом, что бы там ни случилось. Малыш должен был присутствовать на похоронах и все видеть своими глазами. Это важно для него самого.
– Ну, не знаю, не знаю… – сомневался Нев.
В ответ Конни лишь фыркала, пожимая плечами. Уж она-то знала точно.
Окна фургона были зашторены изнутри. Взобравшись на соединительную тягу, Сэм заглянул в щель между шторами – внутри все было тщательно прибрано, вымыто и вычищено. Он спрыгнул на землю. Во дворе до сих пор валялись вещи Моррисов: велосипед Терри, его крикетная бита под деревом в окружении гнилых яблок, ловушка для ос с засохшими трупиками своих жертв.
На двери мастерской висел замок. Между стенкой гаража и живой изгородью оставалось дюймов двенадцать свободного пространства. Сэм втиснулся в этот проход и добрался до затянутого паутиной окошка. Терри однажды показал ему, как открывается наружу оконная рама. Прижавшись лицом к стеклу, Сэм уверялся, что в мастерской все осталось нетронутым с того самого дня, когда Моррис сделал свое черное дело. Здесь никто не прибирался. Возможно, они просто не знали, как поступить с таким большим количеством вещей не вполне понятного назначения. Сэм открыл окно и проник в мастерскую.
Помещение все еще хранило специфический запах Морриса; помимо табака, виски, пива и масла для волос в этой смеси имелся еще один, не поддающийся точному определению элемент, который всегда ассоциировался у Сэма с работающим на полных оборотах изобретательным умом Морриса. Этот особый запах возникал лишь в минуты, когда Моррис был возбужден или чем-то сильно заинтересован, и служил своего рода предупреждающим сигналом о том, что хозяин «на взводе». И этот запах сейчас присутствовал здесь.
Сэм помедлил, стоя в тени; сердце его билось учащенно. Ему казалось, что воздух в мастерской все еще тихо и тревожно вибрирует. Сэм забрался сюда без какой-либо конкретной цели. Что-то буквально заставило его прийти в это место и прислушаться к эху недавних ужасных событий, пока оно было еще различимо. Поскольку фургон был сейчас недоступен, оставался гараж. Солнечный свет, пробиваясь сквозь остатки листвы за окном, пятнами покрывал пол и верстак. Крошечный красный жучок совершал эпохальное, с его точки зрения, путешествие по рукаву Сэма. Постепенно мальчик успокаивался, сердцебиение приходило в норму, дыхание стало ровнее.
Он долго простоял в темном углу, неподвижный, как каменная горгулья, пока не почувствовал, что гараж примирился с его вторжением. Никто не объяснял ему, что, как и почему, но он впитал уже достаточно много разной информации, чтобы самостоятельно смоделировать живую картину. Ему не составило большого труда воссоздать образ Морриса из табачно-масляного запаха, и вот уже призрачный хозяин мастерской собственной персоной сидел перед Сэмом. Наклонившись над верстаком, он что-то измерял при помощи микрометра, качал головой и неразборчиво бормотал.
Калейдоскоп сместился.
Теперь за окном вместо дня была ночь, а солнце превратилось в опрокинутую чашу ущербного месяца. Сэм вполне ясно осознавал, что в этот самый момент его физическое тело спит в своей комнате за несколько домов отсюда, валетом деля постель с Терри; таким образом, связь времен распадалась.
– Нет, это не сработает. Не сработает, – прошептал Моррис устало и обреченно, кладя микрометр на верстак. Он отодвинул стул, встал и повернулся в сторону двери. На секунду-другую его взгляд как будто сфокусировался на Сэме, а затем он машинально провел пятерней по волосам и посмотрел сквозь мальчика.
Моррис вышел; тотчас изменилось и освещение. Солнечные пятна вновь проникли в окно и узором покрыли верстак. Сэм подошел ближе, дотронулся до вращающегося стула, на котором только что сидел призрак Морриса. Все вещи находились там, где их в последний раз оставил хозяин: ручки и остро отточенные карандаши торчали из высокого стакана, тут же были баночка с кистями, бритвенные лезвия, ножницы.
Большой ящик, куда Моррис сбрасывал свой «изобретательский хлам», был заполнен доверху. Сдвинув в сторону несколько деревяшек и блок сцепленных между собой шестеренок, Сэм увидел магнитофон, некогда представленный Моррисом в качестве Механического Лакея. Его первой мыслью было стащить аппарат. Пусть даже и сломанный, он был слишком ценной вещью, чтобы оставлять ее на произвол случайного человека, которому поручат очистку гаража. Впрочем, он сразу же сообразил, что не сможет утаить магнитофон от своих родителей, и те все равно заставят вернуть вещь на прежнее место. Взгляд его задержался на Перехватчике Кошмаров – скромном электрическом будильнике с дополнением в виде мотка проводов. Небольшие габариты прибора позволяли спрятать его в спальне Сэма, а если его и найдут, он не будет представлять существенной ценности в глазах людей непосвященных. Он хотел взять будильник, но отходящий от него провод зацепился за что-то в глубине ящика. Сэм потянул сильнее – никакого эффекта.